Загорский эксперимент.

О Загорском доме-интернате для слепоглухих детей — самом громком педагогическом проекте позднего СССР.

Экспериментальный дом-интернат, который открылся в Загорске (Сергиев Посад) в 1963 году, называли «психологическим синхрофазотроном», приравнивая его значение для общественных наук со значением легендарного ускорителя элементарных частиц в Дубне для естествознания. Это было одно из первых в мире заведений, где слепоглухие дети могли получить такое воспитание и обучение, которое из инвалидов сделало бы их полноценными членами общества.
Ещё в XVIII веке слепоглухих считали полностью необучаемыми: они вынуждены были вести чисто вегетативное существование.
К середине 1960-х многое изменилось, но то, что выпускники интерната смогли учиться в университете, писать стихи и научные статьи, заниматься творчеством и общественной деятельностью, было по-настоящему удивительно.
Дактилология — способ общения слепоглухих, в котором каждой букве алфавита соответствует определённое сочетание пальцев.
В глазах некоторых идеологов загорский эксперимент был идеальным подтверждением основных положений марксистской философии. В 1981 году Иван Соколянский и Александр Мещеряков, разработавшие методику обучения в интернате, посмертно получили Государственную премию СССР — уникальный случай для педагогики.
Проект привлек к себе массу внимания, а его философским обоснованием занимался Эвальд Ильенков — один из самых ярких мыслителей того времени.
Ильенков был марксистом, но неортодоксальным марксистом: его философия была далека от официально принятой доктрины «диамат — истмат», которая потому и была доктриной, что не допускала творческого развития и переосмысления. Ильенков считал главным предметом философии сознание, механизмы мышления.
Вокруг Ильенкова долгое время сохранялась аура вольнодумца и гонимого мыслителя, неугодного власти, а логика мышления осталась для него главным предметом рассуждений всю жизнь. Поэтому эксперимент в Загорске и был для него так важен.
В письме своему слепоглухому ученику Александру Суворову он писал:

(письмо от 12 августа 1974 г.)

“…слепоглухота не создаёт ни одной, пусть самой микроскопической, проблемы, которая не была бы всеобщей проблемой. Слепоглухота лишь обостряет их, – больше она не делает ничего.

По Ильенкову, обучение подопечных Загорского интерната выявило основы, на которых строится человеческое сознание в целом. Отличие слепоглухоты лишь в том, что здесь сознание рождается постепенно, как бы в замедленной съемке, и потому этот процесс гораздо проще проанализировать.
Если нормальный ребенок с самого рождения отдается во власть неконтролируемой «педагогической стихии», то контакты слепоглухого с внешним миром крайне ограничены и в огромной степени зависят от посторонней помощи. Педагог здесь имеет дело с чистым материалом, который только имеет возможность стать человеком.
У него пока нет даже животной психики — её тоже нужно формировать под руководством педагога.
Первый шаг к этому — умение самостоятельно ориентироваться в окружающем пространстве. Только когда ребенок научится удовлетворять простейшие биологические потребности, происходит переход к человеческому. И происходит он не через речь, а через деятельность — через чисто человеческие формы взаимодействия с материальным миром.
Мышление человека имеет орудийную основу — считали основатели методики Мещеряков и Соколянский, а вслед за ними и Ильенков. Доступ в царство человеческой, т.е. социальной культуры ребенку может дать простая ложка: научившись пользоваться ложкой, он тем самым уже получил пропуск и в мир человеческого мышления, в мир языка, то есть в мир и Канта, и Достоевского, и Микеланджело.
Когда ребенок пользуется ложкой, его действия направляются уже не просто биологией, а формой и расположением вещей, сделанных человеком. В этот момент и возникает человеческая психика. И только после этого становится возможным овладение речью.
Главное в такой методике — не упустить момент, когда ребенок начинает действовать самостоятельно. Педагог только начинает процесс, а вся инициатива постепенно ложится на плечи самого ребенка. И если бы, по словам Саши Суворова, «в “нормальной” школе были внимательны к первым проблескам детской самостоятельности так же, как в школе у Мещерякова, — насколько вырос бы процент “талантливости”!»
До сих пор самый известный случай успешной социализации слепоглухого ребенка — это Хелен Келлер, которая стала писательницей и политической активистской. Психолог Уильям Джеймс в начале 20-го века о ней сказал, что «бытие Келлер безусловно доказывает бытие бога», а Марк Твен называл её восьмым чудом света.
Результаты Загорского эксперимента освещались в широкой прессе и воспринимались как триумф советской педагогики, основанной на марксистско-ленинских, материалистических началах.
Но в конце 1980-х, через десятилетие после смерти Ильенкова, его трактовка частично была пересмотрена: оказалось, что Ильенков — возможно, несознательно — ретушировал тот факт, что дети, попавшие в Загорский интернат, потеряли зрение и слух в возрасте около 5 лет, а не были такими от рождения. Кроме того, они сохраняли остатки зрения и слуха в более позднем возрасте.
Следовательно, здесь нельзя говорить о формировании личности «с нуля» и полном отсутствии «педагогической стихии».
Ильенков всеми силами пытался доказать, что развитие личности на 100% зависит от социальных условий, в которые поставлен человек. Он протестовал против того, чтобы лень, неспособность и педагогическую некомпетентность «сваливали на природу», и утверждал, что каждый человек может быть талантлив, если создать для него правильные условия.
Теперь уже никто не считает Загорский эксперимент окончательным ответом на «загадку человеческого Я». Но культурно-деятельностный подход к обучению, который разработали и применяли его основатели, не менее актуален и сегодня — причем не только в обучении слепоглухих, но и в обычной школе.
Между мышлением и практической деятельностью, согласно Ильенкову, нет никакой разницы: мышление начинается только тогда, когда ученик с помощью понятий начинает «двигать вещами», оперировать концепциями, а не просто пассивно их усваивать. И только после того как действие с понятиями стало опытом ученика, можно сделать из опыта правило.